Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

СТАС. Здесь миллион роз?

ЕЛЕНА. Почему белые?

ВАСИЛИНА. Это цвет подвенечного платья невесты. Рядиться в подвенечное платье я не стану, хотя могла бы сойти за молоденькую девушку, достаточно букета белых роз.

Василина, уходя с Никитиным, прощается со всеми.

ВАСИЛИНА (Елене). Какое утешение! У меня остается надежда, что, может быть, Сана будет счастливее с ним, несмотря на все ее ошибки и характер.

ЕЛЕНА. Да и Вова будет их сводить.

ВАСИЛИНА. Все будет лучше. Будет еще лучше. Будет лучше для всех!

Веснин выходит на крышу, прислушиваясь с волнением к словам песни.

ВЕСНИН. Это сон! Я словно уношусь над Москвой в море огней и среди звезд. Бездна жизни и мироздания. Что это?

САНА (подбегая к нему). Моя песня на твои стихи, Дима!

ВЕСНИН. А где ты их взяла?

САНА. Разве не ты мне напел во сне? Или я сочинила?

ВЕСНИН. Стихи вроде мои, но в песне мне вынести их трудно.

САНА. Еще бы. Первая песня - как первая любовь! А вот новая песня.

ВЕСНИН (протягивая руки). Роксана, ты здесь со мной или там?

САНА (бросаясь ему на шею). Я здесь и там, в твоей я песне!

Вспыхивают вечерние огни Москвы и светлые дали сельской местности, как при полете самолета.

                                                               2007 г. 

Санкт-Петербург - вид с мансарды высокого доходного дома в стиле модерн: поверх крыш золотые вертикали Адмиралтейства, Исаакия, Петропавловского собора, - со снижением точки обозрения возникает сеть рукавов Невы и Каменный остров с небольшим особняком в стиле модерн в саду, куда проникает наш взор.

В гостиной госпожа Ломова показывается; она явно что-то изображает или декламирует, прослышав голоса, - это входят новые владельцы, - она прячется, то есть исчезает в портрете, который висит тут же.

Полина и Потехин, новые владельцы, обходят дом, с объятиями и поцелуями.

ПОТЕХИН. Не сон ли это?

ПОЛИНА. Кажется, только сейчас у нас начался медовый месяц, который не очень-то удался из-за венчания в церкви, как в старину, и свадебного путешествия в Венецию...

ПОТЕХИН. Было слишком жарко и много впечатлений от картин, скульптур, зданий и их интерьеров, и мы, смеясь, от секса воздерживались...

ПОЛИНА. А любовь не требовала усилий, достаточно взгляда и родной речи, звучащей столь интимно на чужбине.

Бродят по комнатам и этажам, не включая света, в сумерках белой ночи, так интереснее, да поцелуям нет конца, как будто все внове.

ПОЛИНА.Что ты делаешь?

ПОТЕХИН. Хочу.

ПОЛИНА. Сейчас? Здесь?

ПОТЕХИН. Сейчас и здесь.

ПОЛИНА. Постой. Там кто-то прошел.

ПОТЕХИН. Кто? Сегодня мы одни. Завтра подъедут охранник, садовник и экономка, с которыми надо разобраться.

ПОЛИНА. Нет, поди посмотри.

Потехин выходит на лестницу, спускается в гостиную на втором этаже, где висит портрет Евгении Васильевны Ломовой кисти Ореста Смолина, первой хозяйки дома, супруги архитектора Игнатия Ломова. Шелк и тюль ее платья, элегантного и баснословно дорогого, излучающие свет, как драгоценные камни, не казались чем-то особо примечательными по сравнению с лицом молодой женщины, еще совсем юной, с тонкими чертами, слегка удлиненным и узким, с черными узлами волос на голове, с черными глазами, бездонными, полными каких-то особенных мыслей, - от них оставалось впечатление живых глаз, которых уже не забыть.

Белая ночь освещала гостиную. Евгения Васильевна следила глазами за ним, казалось, сейчас она поднимется с кресла.

ПОТЕХИН (невольно поклонившись). Добрый вечер!

Дама с портрета хранила молчание, но мысли ее, казалось, приняли иное направление, и она о чем-то задумалась.

ПОЛИНА. Кто здесь?

ПОТЕХИН. Никого. Это я поздоровался с госпожой Ломовой. Совершенно как живая.

ПОЛИНА. Кажется. При свете дня можно подумать, портрет не вполне закончен.

ПОТЕХИН. Идем скорее.

ПОЛИНА. Куда?

ПОТЕХИН. В спальню. Начинаем медовый месяц в старинном особняке, который принадлежит нам.

ПОЛИНА. Чудесно.

В сумерках белой ночи спальня - видна в отдалении, Полина и Вениамин поспешно раздеваются, то и дело бросаясь в объятия друг друга...

Интерьер дома в стиле модерн. Потехин, высокого роста, лет 40, с бородкой, и Станислав Назимов, Стас, плотный мужчина небольшого роста, обходят дом.

СТАС. А вы не боитесь? Коттедж на Каменном острове, не какой-то новодел с усеченной крышей, а старинный особняк в стиле модерн со сохранившимся интерьером и убранством, вплоть до канделябров с позолотой, найденных в тайнике, майолика и картины. Еще сад с оранжереей... Это целая усадьба!

ПОТЕХИН. Волков бояться, в лес не ходить.

СТАС. Ваша смелость всех изумляет и внушает всякие мысли.

ПОТЕХИН. Всякие мысли? Ну, ну, ясно.

СТАС. Я был бы рад сохранить свою должность при вас.

ПОТЕХИН. А я могу довериться вам?

СТАС. Думаю, да. (Рассмеявшись.) Если я служил верой и правдой уголовнику, который, правда, обратился, в церковь ходил, заменил электропроводку в храме, то, что же мне вам не служить? Вы милые люди.

ПОТЕХИН. Но внешность бывает обманчива.

СТАС. Я прямо скажу. Коли ваша внешность обманчива, тем более я должен остаться при вас.

ПОТЕХИН. Почему?

СТАС. Вы знаете, охраной дома занимался я, превратив его в неприступную крепость. Так что за шефом охотились прямо в городе, куда он выезжал редко.

ПОТЕХИН. И достали легко. Оставайтесь здесь, если нет причин уйти.

СТАС. Причин нет, но вы знаете? Место уединенное и тихое, а в тихом омуте черти водятся. Место явно заколдованное, с привидениями.

ПОТЕХИН. Что?

СТАС. Но, может быть, у вас они не объявятся?

ПОТЕХИН. Идем в оранжерею. Что за человек садовник?

СТАС. Профессор. Обнищала наука.

         (Выходят из дома.)

В столовую входят Полина и экономка Нина Игоревна.

НИНА ИГОРЕВНА. Ой! Не хочу я наговаривать. Не хочу вас пугать. (Машет короткими пухлыми руками.)

ПОЛИНА. Нина Игоревна! Ах, что такое?

НИНА ИГОРЕВНА. Вы сколько дней и ночей здесь провели?

ПОЛИНА. Ни одного дня и только одну ночь. Только, о, какая это была безумная ночь!

НИНА ИГОРЕВНА. Вот, вот! А что я говорю? Этот дом полон мертвецов, оживающих к ночи! Да и как быть иначе? Здесь был детский сад, а занявшись ремонтом, домом завладел уголовник, который разбогател на грабежах и убийствах, о чем узнала я по телевидению после его убийства, а то все думала, что наговаривают, голоса никогда не повысит, спокоен и приветлив со всеми, не старый еще, а совершенно лысый, его и звали Лысый.

ПОЛИНА. Дом полон мертвецов? Да, бросьте!

НИНА ИГОРЕВНА. Вот увидите!

ПОЛИНА. Да, полно, Нина Игоревна! Мертвецам костей не собрать, чтобы возвращаться в дома, где они некогда жили.

НИНА ИГОРЕВНА. Им костей не надо. Они нарисованы еще при жизни и с картины сходят, и бродят здесь.

ПОЛИНА. Привидения, что ли?

НИНА ИГОРЕВНА. Слыхала их голоса, а заглядывать в замочную скважину не стала, не имею охоты. С мертвецами нельзя водиться. Это же нечисть.

ПОЛИНА. Ну, вы и дальше не заглядываете в замочную скважину, и вам ничего не будет.

НИНА ИГОРЕВНА. Шутите.

Входят Потехин с Коробовым.

ПОТЕХИН. Нам пива.

КОРОБОВ. Мне звонил художник, который и занимался этими картинами, подчищал от пыли, а рисунки и акварели из папки заключил собственноручно в рамки... Он этим так увлекался, что дневал и ночевал на чердаке, пока шел ремонт, а затем и чердак, пробив окна на крышу, превратили в мансарду, по его проекту... Никто лучше Морева вам не расскажет о картинах и первых владельцах...

ПОЛИНА. И о привидениях?

ПОТЕХИН. Приведите его, хорошо?

Все расходятся, воцаряется ночь...